Мираж черной пустыни - Страница 99

— Не я.

— Не своими руками, — уточнила Вачера жестким тоном. — Сначала вы отравили его мозг.

— Я не отвращала Матенге от путей кикую. Мы не все одинаковые, мы — вацунгу — так же, как и все кикую, не одинаковые. Я была против уничтожения священного фигового дерева. Я просила своего брата не трогать его.

Вачера задумалась над ее словами. Потом вновь посмотрела на Мону, которая начала приходить в себя, и приблизилась к ней. Обе женщины осмотрели ожог и рану, а когда Вачера начала обмывать и то и другое соком из тыквы, Грейс спросила:

— Что это?

— Это кровь растения агавы.

Грейс наблюдала за тем, как длинные пальцы работают быстро и со знанием дела. В ее собственной клинике дело могло закончиться серьезной инфекцией, если бы она вовремя не обрабатывала раны йодом или марганцовкой. У знахарки не было ни того, ни другого, и все же раны Моны были совершенно чистыми.

Грейс осмотрела хижину, тыквы-горлянки, кожаные мешочки, травки, висящие на стенах, магические амулеты, корешки, пояса, усыпанные ракушками каури, расшитые бусами ожерелья. Все вещи выглядели так, словно им было сотни лет. Она попыталась отыскать предметы, связанные с ритуалами черной магии, которой, как ей казалось, здесь занимались.

— Леди Вачера, — обратилась к ней Грейс, используя самую уважительную форму обращения на языке кикую, — ты прокляла моего брата и его потомков. Почему теперь ты заботишься о его дочери?

Вачера подняла Мону, прижав к своей груди, и поднесла ей тыкву с холодным травяным чаем, чтобы она попила.

— То, чем я занимаюсь здесь, не имеет никакого отношения к таху. Будущее этой девочки очень плохое. Я видела это.

Грейс взглянула на бледное лицо Моны, на дрожащие веки, бледные губы. И какое же именно будущее ждет эту девочку? Грейс поймала себя на том, что размышляет об этом. Родители Моны вовсе не были для нее близкими людьми, в ее большом каменном доме не нашлось даже небольшой доли любви к ней. А наследство Тривертонов перейдет к Артуру. И что же ждет Мону впереди? Грейс попробовала представить ее подростком, девушкой, женой, матерью, но видела лишь пустой белый лист. Куда Мона будет ходить в школу, за кого выйдет замуж, где будет жить, как сможет пробить себе дорогу в мире? Грейс раньше никогда не задумывалась об этом, а теперь это ее очень огорчило.

Чувство глубокой привязанности и собственничества охватило ее. Она хотела забрать девочку у знахарки и возродить ее к жизни. «Я дала тебе жизнь, — думала Грейс, глядя, как девочка ложится спокойно и засыпает. — В поезде, идущем из Момбасы, я чуть не потеряла вас обеих. У твоей матери не хватало сил, чтобы родить тебя; только моя воля и желание помогли тебе появиться на свет. Ты принадлежишь мне».

— Я спасла дочь твоего брата, — спокойно произнесла Вачера, — потому что ты спасла моего сына.

Грейс взглянула на Дэвида, стоящего в дверном проеме, вглядывающегося в струи дождя. Он был долговязым, тощим задумчивым мальчиком и в один прекрасный момент станет очень привлекательным мужчиной, как его отец.

— Мы не должны становиться врагами, ты и я, — наконец произнесла Грейс, обращаясь к Вачере и удивляясь тому, какое при этом испытала облегчение.

— Это невозможно.

— Но мы же похожи!

Вачера бросила на нее подозрительный взгляд.

— Мы одно и то же, — с жаром произнесла Грейс. — Разве нет такой пословицы, в которой говорится, что и крокодил и птица оба вылупились из яйца?

Знахарка посмотрела на мемсааб долгим задумчивым взглядом, затем протянула руку, развязала кожаный ремешок, который удерживал листья на лбу Грейс. Почувствовав легкое прикосновение пальцев Вачеры и зная заранее, что ее рана хорошо затягивается, Грейс попыталась подумать о словах, которые могли бы выразить то, что так внезапно и неожиданно пришло ей на ум и запало в сердце.

— Мы обе служим Детям Мамби, — тихо сказала она, пока Вачера смазывала рану соком агавы, следя за тем, чтобы ни одна капля не попала в поврежденный глаз Грейс. — Мы обе служим жизни.

— Это не твоя земля. Твои предки не отсюда.

— Но мое сердце здесь.

Они вместе распили тыкву пива, молча, передавая ее друг другу. Обе вслушивались в шум дождя и смотрели на разбухающую кашу. Постепенно к шороху дождя добавились и другие звуки: рев ослов, выкрики мужских голосов и рычание мотора автомобиля. Грейс узнала голос Марио, который приближался к хижине.

Когда она попыталась встать, Вачера помогла ей и поддержала ее рукой.

— Двадцать урожаев назад, — сказала она, — ты вытащила Нджери из живота Гачику. Гачику была любимой женой моего мужа. Нджери была радостью для его глаз.

Грейс ждала.

— Таху, которого вы так боитесь, никогда не придет. Нджери, которая приходится сестрой моему сыну, принесет честь нашему роду.

— Мемсааб! — раздался снаружи голос Марио. Послышались чавкающие звуки его шагов. — Вы здесь, мемсааб?

— Леди Вачера, — тихо произнесла Грейс. — Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты сделала. Ты спасла жизнь моей маленькой девочке. Я навечно в долгу перед тобой.

Их глаза встретились в последний раз.

— До свидания, мемсааб доктори, — ответила Вачера.

27

«Шевроле» мчался вниз по грязной дороге, камни и галька разлетались в стороны, на дороге оставался длинный пыльный след. Джеймс Дональд вцепился в руль так, что у него побелели костяшки пальцев. Он внимательно всматривался вперед, чтобы вовремя объезжать глубокие рытвины и крупные камни, потому что мчался на предельной скорости. Когда его машина с громким ревом, скрипом тормозов и шасси неслась вниз по холму, женщины на полях выпрямлялись, оторвавшись от своей работы, а мужчины, строящие новый каменный дом для миссии Грейс Тривертон, прикрывали глаза рукой, как козырьком, и переговаривались между собой, что вацунгу всегда куда-то торопятся.