Наконец джип остановился, подняв вверх тучу песка и веток, и мотор заглох. Джеймс выскочил из кабины и побежал. Несколько африканцев, узнавших его, помахали и поприветствовали его, но он их не заметил. Длинные ноги несли его через двор вверх по ступенькам на веранду, в недавно отремонтированный «Дом певчих птиц». Задыхаясь от быстрой ходьбы, он спросил у изумленного Марио:
— Где мемсааб?
И прежде, чем тот успел ответить, что Грейс в деревне, сэр Джеймс уже сбегал вниз по ступенькам и вон со двора в сторону реки.
Его ботинки громко протопали по деревянному мостику, но и появившись у входа в деревню, он не замедлил шаг. Люди оборачивались и с удивлением смотрели, как стремительно несется белый человек прямо к центру их поселка, спрашивая всех о мемсааб доктори.
Он нашел Грейс в центре круга сидящих женщин, она объясняла им, как оказывать первую помощь и накладывать шину при переломе. Она подняла глаза, когда он ворвался в этот круг.
— Джеймс!
— Грейс! Благодарю тебя, Господи, что я нашел ее! — Он взял ее за руку.
— Что…
— Ты должна пойти со мной! Срочно! — Он вытолкнул ее из круга и побежал, крепко сжимая ее руку.
С головы Грейс сорвался пробковый шлем, она попросила:
— Джеймс, подожди!
Но он продолжал бежать, таща ее за собой.
— Моя медицинская сумка осталась там, — задыхаясь от бега, с трудом произнесла Грейс.
Джеймс не ответил. Они пробежали под естественной аркой вниз по тропинке в лесу.
— Что случилось? Почему ты вернулся обратно в Кению?
Он внезапно рванулся в сторону от тропинки и забрался в заросли, по-прежнему крепко держа ее за руку. Они продирались сквозь кусты и мелкую поросль, птицы отлетали в сторону, обезьяны кричали над их головами.
— Джеймс! — закричала она. — Скажи мне…
Неожиданно он остановился, развернулся, обнял ее и поцеловал.
— Грейс, — пробормотал он, целуя ее лицо, волосы, шею, — я думал, что потерял тебя. Они сказали, что ты умерла. Они говорили, что ты погибла во время пожара.
Они жадно целовались, Грейс обхватила его шею руками, тесно прижимаясь к нему.
— Я гнал машину от самого Энтеббе, — сказал он. — Потом я попал в Найроби, и мне сказали, что ты жива.
— Вачера…
— Бог мой, я думал, что потерял тебя. — Он зарылся лицом в ее волосы, сильные руки прижимали ее так крепко, что она едва могла вздохнуть.
Они опустились на землю среди диких цветов, бамбука и кедровых деревьев. Он накрыл ее своим тяжелым телом, она видела только синее африканское небо сквозь ветки у себя над головой. Лес шумел вокруг них, Джеймс бормотал:
— Я не должен был покидать тебя.
А потом слова больше были не нужны.
Они лежали в ее кровати, переговаривались. Приближался рассвет, вскоре миссия оживет от звуков стучащих молотков и стамесок, голосов детей, поющих в своем классе прямо под открытым небом. Теперь Джеймс и Грейс пытались растянуть часы уходящей ночи, наслаждаясь друг другом и каждой минутой, проведенной вместе.
— Я был в джунглях, когда узнал новости, — произнес Джеймс. Грейс лежала в его объятиях, и он гладил ее волосы. — Всю дорогу сюда я думал, что еду на твои похороны.
— Первые несколько дней после пожара я провела в хижине Вачеры. Буря отрезала нас от всех.
— Больше я никогда не оставлю тебя, Грейс.
Она грустно улыбнулась, положила руку ему на грудь. Даже если в ее жизни больше ничего не будет, у нее есть эта единственная ночь.
— Нет, Джеймс, ты должен вернуться. Твоя жизнь там, где Люсиль и твои дети. У нас нет права.
— У нас есть право. Потому что мы любим друг друга.
— И как же мы сможем жить?
— Я вернусь в Килима Симба. — Но даже произнеся это, Джеймс почувствовал неискренность в своих словах. Боль утраты, которую он при этом ощутил, заставила его прижать Грейс к себе еще сильнее. — Я любил тебя десять лет, Грейс. Потом были времена, когда для меня было пыткой просто находиться рядом с тобой. Я думал, что отъезд в Уганду сделает мою жизнь легче. Но я думал о тебе каждый день с тех пор, как мы уехали.
— Я тоже думала о тебе. Я никогда не перестану тебя любить, Джеймс. Моя жизнь и моя душа принадлежат тебе.
Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. Он старался запомнить каждую черточку ее лица, ее волосы на подушке, изгиб ее ключиц. Этот образ отправится вместе с ним назад, в джунгли Уганды.
— Я собираюсь написать эту книгу, — сказала она, — руководство по медицине для сельских работников. Я хочу посвятить ее тебе, Джеймс. — Она протянула руку и дотронулась до его щеки. Морщины на его лице обозначились глубже, кожа стала еще более загорелой. Она знала, что он никогда не будет более красивым, чем теперь, в этот момент.
Джеймс поцеловал ее, и они начали все снова… в последний раз.
Дэвид Матенге проснулся на рассвете. Он выглянул наружу, бросил взгляд на дом своей матери, где она все еще спала, и подумал об угали, которое осталось от их ужина накануне вечером.
Он был голоден. Ему казалось, что в эти дни он постоянно хочет есть, он испытывал муки голода, но, по сути дела, не из-за еды, его томил другой голод. Он мечтал о свободе, о возможности изменить свою жизнь, о случае, который позволит сделать пылкую и неприступную Ваньиру его собственностью. Дэвиду Кабиру Матенге было девятнадцать лет, и его снедал голод. Длинное, гибкое тело пылало огнем и жаждой деятельности, которую он едва мог контролировать. Всякий раз, просыпаясь на рассвете, он поднимался и выходил из своей холостяцкой хижины, которую построил себе сам, и ему казалось, что мир немного уменьшился за ночь. Он чувствовал себя так, будто его сдавливало со всех сторон. Дэвид хотел вырваться из этого давящего пространства, этого тесного мира, и сбежать в большой мир, сможет дышать свободно, где почувствует себя мужчиной.