Мираж черной пустыни - Страница 92

— Да, — произнесли несколько человек. — Да.

— Разве наше достоинство не стоит больше, чем сахар и масло?

— Стоит, — раздалось немного громче.

— Мы так и будем продолжать ездить в вагонах третьего класса, в то время как белые люди ездят первым классом? Мы так и будем терпеть унизительное правило, что каждый, кто хочет пойти в другую деревню, должен получить на это разрешение? Мы так и будем страдать от их законов, которые запрещают нам курить в присутствии белого человека или поднимать шляпу, когда встречаешь его, стоять смирно, когда он проходит мимо? Или мы станем жить, как подобает мужчинам?

— Да! — выкрикнули вокруг.

Ваньиру почувствовала, как сильно бьется в груди ее сердце. Он яркий человек, этот Джонстон Камау, в самом голосе которого чувствовалась какая-то завораживающая магия. Она мало поняла из того, что он говорил, но сила убеждения, которая звучала в его словах, заставила ее кровь быстрее бежать в жилах. Она смотрела широко раскрытыми глазами, почти не мигая, как вдруг еще несколько человек, не желавших действовать решительно и опасавшихся вмешиваться в политику, поднялись и ушли. Она видела, как оставшиеся бросали друг на друга нервные, возбужденные взгляды, мужчины неуверенно заерзали на своих местах. Некоторые что-то говорили в поддержку оратора, другие молчали. Она подумала о том, что Джонстон похож на палку, которой помешивают угольки в костре, чтобы тот сильнее разгорелся. Старые остывшие угольки откатились в сторону, слабо тлеющие остались по краям, зато свежие, красные и горячие были собраны в самом центре костра прямо под кипящим котелком. Эти последние были молодыми мужчинами, Ваньиру видела молодежь в шортах цвета хаки, которые научились читать и писать, но в карманах у которых не было ни гроша. Это были недовольные молодые люди, и на них зажигательные речи Джонстона Камаи подействовали, как огонек спички, поднесенный к спирту.

К своему большому удивлению, Ваньиру заметила, что знахарка медленно поднимается на ноги и приближается к молодому мужчине. Вся группа затихла. Она подошла к нему, и они обменялись приветствиями в знак взаимного уважения. Затем Вачера, вдова легендарного Матенге, произнесла:

— Мне было видение, сын Мамби. Предки показали мне твое будущее. Ты поведешь людей назад к старым традициям. Ты освободишь нас от рабства вацунгу. Я заглянула в твой завтрашний день и увидела, кем ты станешь однажды: ты станешь факелом Кении, ты станешь Кения таа.

Глаза Джонстона засияли, лицо озарилось. Потом он улыбнулся, кивнул и посмотрел вслед уходящей женщине.

Когда Вачера вернулась к своему сыну, она взяла его за руку и сказала:

— Запомни эту ночь и этого человека, Дэвид.

Ваньиру услышала это. Она тоже запомнит его.

25

Разразилась гроза. «Дом певчих птиц» заливало светом от вспышек молний. Грейс взяла в руки письмо от Роуз. Оно начиналось так:

...

«Моя дорогая Грейс!

Здесь ужасная, отвратительная погода, и я просто схожу с ума от необходимости постоянно сидеть в доме. Белла Хилл — это такое мрачное место! Когда Валентин находится дома (он проводит очень много времени в Лондоне, выступая в парламенте от имени белого населения Кении), он так яростно ругается с Гарольдом, что я делаю все возможное, чтобы остаться в здравом уме.

Но я занята прекрасной вышивкой! Я нашла совершенно изумительный оттенок красного цвета в одном из деревенских магазинов и хочу использовать его для бутонов гибискуса. Я говорила тебе, что решила вышить гибискус на своем гобелене? Не знаю, растут ли они на склонах горы Кения, но они кажутся мне очень подходящими в картине. А что ты думаешь по поводу одной из разновидностей венгерского стежка для неба? Или это будет слишком? Я все еще в большом затруднении по поводу пустых мест, никак не могу найти для них достойный сюжет, меня это просто мучает. Гора получается очень мило; у некоторых деревьев уже вышила кору. Теперь я собираюсь переключиться на леопарда, выглядывающего из зарослей. Вне всякого сомнения, понадобится целый год или даже два года моей жизни, чтобы завершить работу! Но чем же, боже мой, мне заполнить пустые места?

В ответ на два твоих последних письма могу сообщить, что по поводу состояния Артура мне нечего сказать тебе. Ты не должна ругать меня, Грейс. Только из-за того, что я не упомянула о нем, не следует считать, что мне все равно. Один из специалистов на Гарли-стрит набрался смелости и сказал Валентину, чтобы тот сводил Артура к какому-нибудь фрейдисту! Не представляешь себе, какую бурю это вызвало!

Почему в ноябре в Англии всегда так уныло? Наступили ли уже дожди в Кении? Я молюсь об этом. Моим розам и дельфиниумам дождь просто необходим. Сегодня на почте я получила письмо от Люсиль Дональд из Уганды. Она не может писать ни о чем, кроме своей замечательной работы.

Похоже, мы вернемся домой не раньше Рождества. Даже после того как мы покинем Англию, придется добираться еще шесть недель. Мое сердце осталось в Кении, рядом с вами.

Любящая вас, Роуз».

Грейс вздохнула и отложила письмо. Оно было написано изящным почерком на тонкой двухцветной гербовой бумаге нежно-розового цвета с голубым — цветами Тривертонов, со львами и грифонами наверху страницы. Украшенные завитушками буквы заполняли весь лист, но там не говорилось ничего определенного, как обычно, а всего лишь описывались мысли Роуз.

Грейс бросила взгляд на нижнюю часть крыши своего дома, услышав новые раскаты грома со стороны горы Кения. Ветер трепал сухие листья папируса, и этот звук дополнял треск огня. Грейс была одна, если не считать Марио, который спал в своем сарайчике, и Моны, лежащей в своей кровати в недавно пристроенной комнате. Пока Валентин и Роуз были в Англии, их дом был заперт.