Мираж черной пустыни - Страница 105

105

Точнее сказать, все это ее испугало. Она постепенно становилась похожей на свою мать.

— Что ты скажешь, дорогая?

— Я… не знаю, что сказать, Джеффри. — Его близость странно действовала на нее. У нее слегка кружилась голова, и в то же время ей было неприятно. Мона не привыкла к физическим контактам с другими. Ее отец никогда не обнимал ее, а мать делала это очень редко. И только двое — тетя Грейс и брат Артур — касались ее. Теперь же она чувствовала рядом с собой тело Джеффри и просто не знала, нравится ей это или нет.

— Мне нужно время, — сказала она, наблюдая, как грумы уводят лошадей, которые оставляли за собой на поле четкие отпечатки копыт. Она осознала, что день разгорается и что за ней наблюдает Дэвид Матенге.

Мона вдруг обиделась на него, на того самого мальчика, который спорил с ней несколько лет назад из-за земли. Обиделась на те злобные взгляды, которые Дэвид бросал на нее, когда Мона лежала в хижине его матери, залечивая раны после пожара. Ни с того ни с сего Дэвид Матенге стал для нее символом всех ее несчастий, источником страданий. Ему не надо было приходить в операционную в ту ночь. Если бы не его упрямство, она бы не получила тяжелых травм на пожаре, которые теперь напоминали о себе отвратительными шрамами. Из-за него она теперь не могла надеть купальник и боялась, что любой мужчина отвернется от нее с отвращением. Он был причиной ее несчастий — Дэвид Матенге, который всегда так гордо смотрел вокруг, хотя ему совершенно нечем было гордиться в этом мире.

Она резко вырвалась из рук Джеффри, приложила руки к губам и крикнула:

— Чего уставился?

Джеффри обернулся.

— Он все еще здесь? Я быстро прогоню его.

— Нет, я сама. Он один из наших людей. — Мона подошла к ограде и сказала: — Ты хотел поговорить с нами?

— Нет, — спокойно ответил Дэвид.

— Что нет? — спросил Джеффри, подойдя сзади. — Прояви ко мне уважение, парень.

— Нет, мемсааб Мдого.

Мона вздернула подбородок:

— Тогда не лучше ли будет вернуться к работе?

Их взгляды скрестились, между ними пробежала волна холода и невысказанной угрозы. Затем он произнес:

— Да, мемсааб Мдого, — и ушел.

— Жутко нахальный парень, должен заметить, — пробормотал Джеффри. — У него вид человека, который сам нарывается на неприятности. Я переговорю с твоим отцом. Этого парня нельзя здесь держать.

Когда они вышли с поля, Мона, обернувшись через плечо, заметила, что Дэвид снова стоит, глядя на них. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок, взяла Джеффри за руку и крепко сжала ее.

Дэвид смотрел, как они шли. Он думал о земле, которую попирали их белые ноги. Это место мать часто показывала ему: много лет назад именно здесь росло священное дерево. Дэвид дал клятву, что однажды здесь вырастет новое фиговое дерево, которое он посадит там, где теперь ходят вацунгу.

29

У Ваньиру не было зеркала, чтобы осмотреть мочки ушей и определить, хорошо ли они заживают.

Из-за давления со стороны миссионеров, которые призывали к запрету любых истязаний тела, лишь немногие молодые женщины ее возраста начинали возвращаться к старинным обычаям прокалывания ушей. Но Ваньиру гордилась своими свежими ранами. Это был знак ее предков, который к тому же доказывал, что она может терпеть боль.

Прокалывание ушей было жестоким испытанием. Первые две дырочки — ндугира в хряще в верхней части ушной раковины — делали в детстве; затем, когда девочка становилась подростком, прокалывали более крупные дырочки в мочках ушей. Ей надо было спокойно лежать, растянувшись на спине на земле, а знахарь или знахарка прокалывали уши заостренными палочками. Ей надо было носить эти палочки в течение трех недель, стоически перенося боль. Палочки из ушей Ваньиру недавно были вытащены, и Вачера Матенге — знахарка, живущая вниз по реке, промыла дырочки особым заживляющим раствором. Уши Ваньиру все еще болели и не были готовы к ношению серег из бусин и меди.

Но это было сущей мелочью по сравнению с тем, какое испытание ждало ее в самое ближайшее время.

Готовилось тайное посвящение. Оно устраивалось в первый раз после очень длительного перерыва, и девочки в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет должны были собраться из всех окрестных деревень, чтобы пройти обрезание согласно древним традициям. Теперь они не могли целыми неделями заниматься церемониальными приготовлениями к этому событию, которые могли бы придать храбрости и физически подготовить к тому, чтобы лечь под нож, не испытывая страха. Эти ритуалы были запрещены. Тем не менее Ваньиру проходила подготовку к своему обрезанию сама.

Большинство девочек были в ужасе от того, что им предстояло, многие должны были пройти обряд из-за давления со стороны своих родителей и братьев. Но Ваньиру ждала предстоящего обрезания с нетерпением, она приветствовала проверку силы духа болью и кровью.

Однако теперь она думала о более срочном деле и готовилась спешно покинуть хижину, в которой жила со своими двумя незамужними сестрами. Митинг Ассоциации молодежи кикую был созван в самую последнюю минуту Дэвидом Матенге, и Ваньиру не хотела пропустить его.

Дело было не в том, что мужчины хотели бы видеть ее там, скорее наоборот. Женщинам никогда не разрешалось участвовать в политических собраниях, а те из них, кто все же присутствовали на таких сходках, всего лишь приносили еду для своих мужчин, сидели и слушали, храня уважительное молчание, стараясь остаться незамеченными. Ваньиру, напротив, собиралась принять самое активное участие.

105