Мираж черной пустыни - Страница 96

«Я ранена и должна двигаться медленно».

Туман в мозгу начал рассеиваться, и ее мысли постепенно обрели ясность. Дождь. Была буря. И пожар… Мона!

Грейс резким движением села. Хижина накренилась набок. В темноте она заметила свечение горячих камней в очаге и силуэты трех людей — одного сидящего и двоих лежащих. Грейс узнала Вачеру, черты ее лица, как будто выкованного из меди, застыли от глубокой сосредоточенности. Здесь был Дэвид, спящий на постели из банановых листьев, укрытый козьей шкурой. Напротив него лежала смертельно бледная Мона.

Грейс попробовала говорить. У нее пересохло во рту, и было трудно произнести что-либо.

— Мона…

Знахарка подняла руку вверх, призывая ее к молчанию, и сказала:

— Ты не очень здорова. У тебя тяжелое ранение. Ложись.

— Я должна осмотреть Мону.

— Я позаботилась о ней. Она жива. Теперь она спит.

— Но… у нее было кровотечение.

Вачера поднялась со своего места возле очага и подошла к девочке. Она приподняла накидку их козьей шкуры и указала на раненую ногу.

Грейс вперила взгляд в то, что видела. Голень Моны была совершенно чистой, повязка с травами и листьями была привязана к раненому месту с помощью кожаного ремешка.

— Нужно наложить швы… — сказала Грейс, чувствуя, как ее голова снова пошла кругом.

Вачера протянула руку к круглой стене дома, где, как теперь увидела Грейс, висело множество разных выдолбленных тыкв и кожаные мешочки. Взяв один из них, Вачера высыпала что-то на ладонь и передала Грейс, чтобы та посмотрела. На коричневой ладошке лежали металлические иглы разных размеров, кусочки овечьих кишок и полоски коры.

— Рана закрыта, — сказала Вачера. Затем она положила все обратно в мешочек и повесила его на крючок.

Грейс следила за ней глазами, которые отказывались фокусироваться на одной точке. Образ молодой знахарки начал расплываться; казалось, что она отступает куда-то по длинному тоннелю. Грейс услышала поющий голос, и поняла, что это ее собственный голос. Почему она поет? Нет, не поет… стонет.

Грейс упала на постель из листьев банана. Ей показалось, что из ее тела ушла вся сила. «Мои пациенты, — подумала она. — Где все? А Марио?» Ее голова снова начала раскалываться. Она приложила руку к виску и почувствовала биение пульса, потом закрыла глаза и потеряла сознание.

Вачера сидела на корточках возле девочки и бормотала магические заклинания, снимая листья и проверяя состояние раны. Вокруг была сильная краснота; это означало, что злобные духи пробрались в кожу, поэтому знахарка взяла несколько листьев из мешочка у себя на поясе, положила их в рот, разжевала, а затем прилепила к ране, которая была зашита волокнами коры. Когда свежие сухие листья были прикреплены на место, Вачера проверила состояние ожога на спине девочки. В тыкве было достаточно много сока алоэ для еще одной примочки; позже ей придется послать Дэвида за соком. Но где он сам?

Дождь все лил. Потоп не прекращался ни на минуту. Весь мир вокруг стал серым и залитым водой.

Вачера снова укрыла девочку теплой шкурой козы и повернулась к мемсааб, которая все еще была без сознания. Вачера внимательно разглядывала ее. Она никогда еще не видела белую женщину так близко, никогда не прикасалась ни к одной из них. Она уставилась на удивительно бесцветную кожу, на каштановые волосы, тонкие, как волокна кукурузного листа. Она подняла руку врача вверх и изумилась, не заметив на ней мозолей. Эта мцунга была как новорожденный козленок, такая же белая и мягкая. Вачеру поразила мысль, что такая хрупкая женщина смогла выжить на земле кикую. А они выживали, и каждый день приезжали все новые со своими шлемами, которые были шире их плеч, со своей одеждой, которая защищала каждый кусочек их ранимой кожи.

Что заставляло их приезжать сюда? Почему они жили здесь?

Вачера подсела к спящей мемсааб и приложила руку к прохладному сухому лбу. Биение жизни было заметно на шее мемсааб, это пробивалась энергия духа ее рода, а он был сильным. Она выздоровеет, будет жить. Но наполовину ослепнет. Вачера ничего не могла сделать, чтобы мемсааб не потеряла зрение.

Вошел Дэвид, стряхнул капли дождя, присел на корточки возле огня и украдкой бросил взгляд на белую девочку, спящую в его постели: он хотел, чтобы она умерла.

Подбрасывая какие-то корешки и кусочки коры в кипящий на огне котелок, Вачера велела своему сыну сходить к реке и принести три лилии «цвета козлиного языка». Но он даже не должен пытаться перебраться за реку, чтобы пойти в деревню, предупреждала она, потому что вода все прибывает и духи могут утащить его под воду. Она обняла Дэвида, поблагодарила Нгай за его спасение и посмотрела, как он снова выходит под дождь.

Вернувшись к изготовлению лекарства, Вачера заметила, что мемсааб очнулась и смотрит на нее.

— Как Мона? — спросила она.

Вачера кивнула: все в порядке.

Грейс попыталась сесть. Она была удивлена, когда заметила, что на ней сухая ночная сорочка, а сама она чистая. Тогда она поняла, что знахарка вымыла ее.

В хижине было темно и дымно. Свет дня, проникавший сквозь дверной проем, был бледным, завеса дождя казалась сплошной. Грейс попыталась сориентироваться, моргая в полном замешательстве. И только теперь поняла, что с ее зрением что-то не так.

Читая по ее лицу, Вачера сказала:

— Ты получила удар по голове. Вот сюда, — добавила она, указывая на свой висок.

Грейс почувствовала, что с правой стороны на лбу у нее наложена повязка из листьев. Она совсем не помнила, как на нее рухнула горящая крыша. Вытянув руку со стороны правого глаза, она не увидела ее.