— А как это — жить среди голых дикарей? — спросила Мелани Ван Ален, нахальная девчонка с короткой стрижкой и глазами, как у нашкодившей кошки.
— Они не голые, — ответила Мона, водя ложкой по тарелке.
Все трое сидели за столом в комнате, которая называлась детской и где им прислуживал один из лакеев. Нджери сидела в углу за маленьким столиком и ела в полном молчании.
— Я как-то читала, — сказала Шарлотта, — что все они каннибалы и не верят в Бога.
— Они верят в Бога, — заметила Мона.
— Да, теперь, когда из них сделали христиан.
— Ты правда играешь с ней? — спросила Мелани, указывая на негритянку, сидящую за отдельным столиком.
— Нет. Ее просто взяли со мной за компанию.
— А что, у тебя нет белых друзей?
— Есть, Гретхен Дональд. И Джеффри, и Ральф — ее братья. Они живут на коровьей ферме, которая называется Килима Симба.
Шарлотта что-то шепнула на ухо Мелани, и обе захихикали.
— Ральф очень красивый! — заявила Мона и гордо выпрямилась.
Мелани наклонилась над столом, глаза ее загорелись:
— А вы охотились на львов и тигров?
— Мой отец охотился. Но в Африке нет тигров.
— Да нет же, конечно, есть! Ты не очень хорошо знаешь свою родную страну, не так ли?
Мона зажала уши руками и закрыла глаза, представив Белладу. Она увидела золотистый солнечный свет и цветы; Артура, своего младшего брата, с постоянно поцарапанными коленками; силуэт отца на коне, закрывающий голубое небо. Она услышала приветствия толпы болельщиков на матчах поло, которые проходили на поле возле реки. Ощутила аромат жареного мяса быка, которого готовили на вертеле в канун Нового года, а затем делили между африканцами, работавшими в поместье. Мона почувствовала тепло солнца на своих обнаженных руках, красную пыль у себя под ногами, ветер с гор, играющий ее волосами. Она вспомнила вкус печенья из проса Соломона и пиво матушки Гачику из сахарного тростника. Ее мысли были похожи на калейдоскоп из английского, суахили и кикуи. Она страстно желала сидеть не здесь, у этого отвратительного стола, а в коттедже тети Грейс, скатывать бинты и затачивать иглы. Она подумала о Ральфе Дональде, храбром и стремительном брате Гретхен, который бегает быстро, как антилопа, и увлекательно рассказывает истории джунглей.
— Должна заметить, твои манеры просто ужасны.
Мона взглянула на Шарлотту.
— Я к тебе обращаюсь. Ты что, глухая? — Шарлотта обернулась к Мелани и произнесла страдальческим тоном: — И это моя кузина! Предполагается, что я должна познакомить ее с порядками в школе! Что они подумают о ней? А обо мне?
Мелани рассмеялась:
— Труди Грейстоун поспорила со мной, что твоя кузина будет в юбке из травы, с носом, насквозь проколотым большой костью.
Мона содрогнулась.
— Кения вовсе не такая.
— А тогда какая же? Ты живешь в хижине?
— У нас большой дом.
— Белладу, — сказала Шарлотта. — И что же должно означать это название?
Мона нахмурилась. Название имело что-то общее с этим домом, Белла Хилл; она знала, что они как-то связаны друг с другом. Это также было связано с тем, что этот великолепный дворец гораздо в большей степени является ее родным домом, а не Шарлотты, что ее дядя, и тетя, и кузина здесь были только гостями, домоправителями, как однажды сказала Роуз. Но все это было слишком сложно для Моны.
— Ну, хорошо, — произнесла Шарлотта со вздохом мученицы, — тебя научат хорошим манерам в академии. Они это умеют!
Мона нашла Нджери спящей на раскладушке возле своей двери, разбудила ее и прошептала:
— Вставай! Мы убегаем!
Нджери терла глаза.
— Что случилось, мемсааб Мдого? — сонно спросила она, называя ее по имени, как того требовала Роуз, которое означало «маленькая хозяйка».
— Вставай! Мы убегаем!
На Моне был костюм для верховой езды: красный бархатный жакет и белые бриджи. Ей показалось, что этот костюм больше подходит для побега, чем платье. В руках она держала узел с вещами, сделанный из наволочки, там были ее расческа и щетка для волос, мочалка, полпакета конфет и несколько смен одежды.
— Куда мы направляемся, мемсааб Мдого? — спросила Нджери, поднимаясь с раскладушки и дрожа.
— Просто подальше отсюда. Они не должны найти нас как можно дольше. Они должны думать, что я умерла. А когда они найдут меня, они даже не подумают о том, чтобы снова увезти меня из Кении.
— Но я не хочу убегать.
— Ты должна делать то, что я говорю. Ты слышала, как мой дядя назвал тебя? Негритоска! Ты знаешь, что это значит?
Нджери покачала головой.
— Это значит — «глупая». Ты же не собираешься быть глупой, ведь так?
— Но я не хочу убегать!
— Успокойся и пошли. Сначала мы пойдем на кухню, возьмем немного мяса и кукурузной муки. Мы уйдем надолго, и нам понадобится еда.
Несчастная Нджери последовала за ней вниз в темный холл, она в ужасе шарахалась от теней и с испугом смотрела на плоских людей на стенах. Мона несла факел, который высвечивал на ковре впереди них небольшое пятно. Их шаги заглушала толстая ковровая дорожка. Дом спал в ночной тишине.
В дальнем конце холла свет факела на минуту выхватил что-то, что привлекло внимание Моны. Она остановилась и взглянула вверх на портрет, осветив факелом знакомое лицо.
— Ой, — выдохнула она, — это же тетя Грейс! Она здесь такая красавица!
Нджери тоже взглянула вверх, заинтригованная ее словами. Она узнала хозяйку-доктори.
— Но какое на ней смешное платье! — воскликнула Мона. Потом она поняла, что это вовсе не ее тетя, а лишь женщина, которая была очень похожа на нее.