Мираж черной пустыни - Страница 56

К оглавлению

56

Часть вторая
1920

13

— Превосходно! — произнесла Одри Фокс, проверяя мыло, которое сварила в горшке: оно было сухим и холодным. — Нас наконец-то узаконили! Отныне мы не протекторат, а настоящая колония! Конечно, мне не очень нравится название, которое ей дали: Кения. Кажется, на языке местного племени это слово означает «страус», да? Не поэтому ли они назвали гору Кенией, что она похожа на самца страуса? Мне больше по душе, если бы нас назвали Британской Восточной Африкой: это звучит как-то по-британски. Кения — слишком уж африканское название.

Мэри Джейн Симпсон, которая держала своего извивающегося ужом сына, пока Грейс осматривала его ухо, поддержала подругу, а затем закричала:

— Лоуренс! Говорю тебе в последний раз: оставь этого кота в покое!

Они сидели на кухне Люсиль Дональд на их ранчо на Килима Симба — пятеро женщин и целая свора шумных детей. Миссис Фокс катала шарики из мыла, которое она варила все утро из бараньего жира и золы банановых листьев, а Сисси Прайс проверяла пеленки двух малышек, играющих в детском манеже. Мона была сухой, а Гретхен — мокрой. Расчистив на заставленном кухонном столе небольшое пространство, Сисси положила Гретхен на стол и начала менять ей пеленки. Несмотря на холодный июньский день, в кухне было очень жарко, и лица всех пяти женщин блестели от пота.

— Это поможет, — сказала Грейс, окуная вату в кунжутное масло и запихивая ее в ухо мальчика. Отныне, Мэри Джейн, следи за тем, куда он засовывает свою голову.

Переходя к другому ребенку, Грейс не смогла удержаться, чтобы не бросить быстрый взгляд из окна кухни. Сэр Джеймс еще не вышел из коровника.

Утром он сообщил ей, что у него есть для нее сюрприз, нечто особенное, что он хотел бы показать ей, и попросил ее не уходить сразу домой, а подождать его. Однако потом прибежал рабочий, который сказал, что одна из коров никак не может отелиться, и Джеймс умчался в коровник, оставив Грейс гадать, что же за сюрприз он ей приготовил.

— Статус колонии существенно облегчит нашу жизнь, — произнесла Люсиль.

Она месила тесто и раскладывала его по формам для выпечки. Вечером, когда ее гостьи соберутся по домам, каждая из них уедет со свежеиспеченным хлебом. Она, в свою очередь, получит немного домашнего мыла от Одри Фокс, а также немного шерсти, которую привезла со своей овцефермы Мэри Джейн Симпсон, чтобы обменять ее на хлеб, мыло и медицинские услуги. Грейс приехала со своим медицинским саквояжем.

Следующим в очереди на оказание врачебных услуг был малыш Рональд Фокс, подцепивший песчаных блох.

— Раньше, — сказала Люсиль, проверяя температуру печи, — роль врача играл мальчик-поваренок. Он был большим спецом по части вытаскивания блох.

— Я бы лучше умерла! — заявила молоденькая Сисси, которая приехала в провинцию Наньюки всего месяц назад и уже отчаянно желала вернуться в Англию. Так же как и две другие женщины, прибывшие вместе с ней на ранчо Дональдов, Сисси приехала в Африку вместе с мужем, который был награжден правительством дарственной на землю. Ведомый мечтами и иллюзиями, он посадил свою семью в крытый фургон и привез ее сюда, в Британскую Восточную Африку, где им приходилось сейчас отчаянно бороться за свое существование на ферме. Такие сборища и посиделки — типичные для жителей Кении — были для них единственным видом развлечения и общения и давали возможность обмениваться друг с другом товарами, которые они производили или имели в изобилии.

Сисси поменяла пеленки Гретхен и посадила ее обратно в манеж, где обе девочки, шестнадцати и тринадцати месяцев от роду, тихо играли.

— А что вы делаете в чрезвычайной ситуации, по-настоящему чрезвычайной? — спросила Сисси.

— Молимся, — ответила Люсиль, ставя формы с тестом в печь.

Грейс, занятая ногой Рональда, практически не обращала внимания на разговор. Женщины, казалось ей, говорили хором, дети вопили, орали и бегали по дому, играя в «стрелялки». Одним словом, царил настоящий бедлам, а Грейс нужно было подумать.

С самого утра ей не давали покоя свалившиеся на нее проблемы.

Прошедшая неделя изобиловала различными церемониями и торжествами, устраиваемыми в честь провозглашения Кении Британской колонией. Валентин и Роуз, словно королевские особы, присутствовали в Найроби на всевозможных мероприятиях, кульминационным из которых было торжественное открытие бронзовой статуи короля Георга V, подаренной колонии Валентином. Затем была неделя скачек, охоты, вечеринок и выступлений.

В Найроби Валентин с женой останавливались в отеле «Норфолк».

Номера тем не менее брали раздельные. Чтобы как-то объяснить это окружающим, они придумали целую легенду: якобы Роуз поняла по ночам приступами астмы и не хотела мешать мужу спать. Все принимали это объяснение с понимающим и сочувствующим видом. В Восточной Африке сохранить что-либо в секрете было практически невозможно. Когда Роуз поняла, что забеременела после той рождественской вечеринки в их доме, то в течение недели об этом узнали все, даже те, кто жил в Танганьике. А когда спустя три месяца она потеряла ребенка, это тоже стало достоянием гласности, включая и тот факт, что ребенок был мужского пола. После этого по Африке пошли слухи о том, что в силу сложившихся обстоятельств граф и графиня предпочитают спать порознь.

— Скажи ему, Грейс, — произнесла еще не оправившаяся от выкидыша Роуз. — Скажи Валентину, чтобы он больше не прикасался до меня. Никогда. — Роуз умоляла ее об этом уже не в первый раз, но впервые она говорила об этом на удивление честно и открыто. — Я нахожу эту обязанность отвратительной. Теперь я понимаю, почему спальню называют комнатой хозяина. Радуйся, что ты не замужем, Грейс.

56