Мираж черной пустыни - Страница 224

224

— Кристофер? Можно войти?

Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он появился из темноты хижины — высокий, стройный воин, одетый в одни спортивные шорты.

— Дебора! — воскликнул он.

— Можно войти? На улице очень холодно. Несколько секунд он смотрел на нее, затем отошел в сторону, пропуская ее внутрь.

Дебора знала, как выглядит хижина Кристофера изнутри: будучи детьми, они часто в ней играли. Стены были сделаны из выжженной на солнце земли, крыша — из соломы. Единственным предметом мебели была кровать — деревянная рама с натянутым на нее кожаным полотном и покрытая одеялами.

— Дебора, — произнес Кристофер. — Уже поздно. Что ты здесь делаешь?

Она подняла на него глаза. Проникающий в хижину лунный свет освещал его мускулистое тело. Деборе казалось, что она смотрит на призрак из прошлого. «Только щита и копья не хватает», — думала она.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он более тихим голосом.

— Почему ты уехал в Найроби, Кристофер? Почему не остался здесь?

По его лицу пробежала тень. Он отвернулся.

— Ты злишься на меня? — прошептала она.

— Нет, Деб! Нет…

— Тогда почему?

— Потому что…

Сердце Деборы готово было выпрыгнуть из груди. Они стояли так близко друг к другу, что стоило протянуть руку, и она коснулась бы его.

— Для меня было таким шоком, Деб, — сказал он сдавленным голосом, — приехать домой после четырех лет и узнать, что ты уезжаешь в Америку. Я подумал, что будет лучше, если мы не увидимся. Думал, так мне будет легче перенести твой отъезд.

— Ты приехал слишком рано. Я уезжаю только на следующей неделе.

Он посмотрел на нее, на ее освещенную лунным светом кожу.

— Я знаю, — произнес он. — Но я не мог там больше оставаться.

Они слушали свист ветра, проникающего сквозь соломенную крышу; чувствовали, как по их ногам гуляет холодный воздух. Наконец Кристофер тихо спросил:

— Зачем ты пришла сюда, Деб?

Она протянула ему корзину.

— Что это?

— Посмотри, — сказала она.

Он взял корзину и, когда открыл ее и увидел содержимое, мгновенно понял, зачем она пришла.

Увидев, что Кристофер ничего не сказал, Дебора повернулась к нему спиной. Она сняла с себя блузку и аккуратно положила ее на пол. Затем подошла к кровати и легла к нему лицом. Она стыдливо закрывала грудь рукой: ее била мелкая дрожь.

— Я правильно все делаю? — прошептала она.

Несколько мгновений Кристофер смотрел на нее, держа корзину в руках, затем поставил ее на пол, снял с себя шорты и лег рядом с Деборой. Они смотрели друг на друга сквозь ночную мглу. Он коснулся рукой ее груди.

— Если ты скажешь, чтобы я не ехала в Америку, — пробормотала она, — я не поеду.

Он прикоснулся к ее щеке, провел пальцами по волосам.

— Я не могу сказать тебе этого, Деб. Но, Бог свидетель, я не хочу, чтобы ты уезжала! — Он обнял ее и уткнулся лицом в ее шею. — Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Деб! Я люблю тебя.

— Тогда я останусь. Я не поеду в Америку.

Он нежно коснулся пальцами ее рта. Он смотрел на ее залитое серебряным светом тело, отчего кожа выглядела почти прозрачной, и думал о том, что он спит и видит сон. Он не мог поверить в то, что Дебора в его хижине, что он сжимает ее в своих объятиях, что он занимается с ней любовью не в мечтах, как это часто бывало, а в реальности. Но она была рядом, ее упругое тело прижималось к нему, ее обнаженная грудь согревала его торс, ее губы искали его.

Он поцеловал ее. Затем положил руку на ее бедро и медленно приподнял юбку.

— Да, — прошептала она.

Грейс открыла глаза и посмотрела на потолок. Ветер и деревья рисовали на стенах ее комнаты причудливые формы. Она долго лежала в кровати и думала.

Она слышала, как Дебора выскользнула из дома, и поняла, куда та направилась. Грейс даже не пыталась ее остановить — знала, что это бесполезно. Она не могла запретить Деборе любить Кристофера, так же как никто не мог запретить ее матери любить Дэвида, а ее бабушке — герцога-итальянца. Женщины семьи Тривертонов, сказала она себе, отличались невероятным упорством и решительностью, когда дело касалось любви.

Грейс, которая никогда не испытывала проблем со сном, не могла понять, чем вызвана ее бессонница. Возможно, она не спала из-за Деборы; а может быть, всего лишь из-за ветра. Грейс встала и пошла на кухню, чтобы подогреть себе немного молока. Она думала о своей племяннице и неожиданно для себя поняла, что ее не тревожит выбор Деборы. Кристофер был хорошим парнем. Грейс знала, что он не способен причинить Деборе боль. Если он ее любил так же сильно, как любила его Дебора, то они будут счастливы в этой новой, межнациональной Кении.

«Что скажет Мона, — думала Грейс, наливая молоко, — когда узнает об этом?»

Грейс подозревала, что Моне до этого не будет никакого дела. Они с Тимом давно уже не принимали участия в судьбе их «ошибки».

Поняв, что молоко не оказало на нее никакого воздействия и сон, по какой-то неизвестной причине, упорно не шел к ней, Грейс решила пойти в клинику и взглянуть на ребенка, у которого она подозревала менингит.

Она набросила на плечи свитер и поспешила по темной пустынной дороге. Сейчас было странно вспоминать, что когда-то на этом месте был непроходимый лес и выйти ночью из дома без оружия или сопровождения аскари было делом немыслимым. Поднявшись по ступенькам клиники, Грейс взглянула на звездное небо: из-за облаков луна имела причудливую форму — форму сердца.

В палате горел приглушенный свет. Медсестра сидела за столом, а сестра Перпетуя — возле постели мальчика. Она нисколько не удивилась, увидев мемсааб доктори. Все знали, что доктор Тривертон очень привязана к своим пациентам и часто проводит долгие бессонные часы, сидя у их постелей. Выслушав отчет о состоянии ребенка, Грейс отправила монахиню отдохнуть, а сама присела возле мальчика.

224