— Даже нет смысла включать радио, — сказала Мона, накрывая стол для чая. Они собирались сесть на теплом солнышке, у окна, обрамленного цветами. — Они все еще ищут того, кто организует обряд клятвы в этом районе. Как раз сейчас власти занялись этим вплотную; они говорят, что, как только этот злодей будет обнаружен, станет намного безопаснее.
Грейс стояла у плиты, ожидая, когда закипит чайник. Она внимательно смотрела на племянницу. На Моне были ее обычные штаны и мужская рубашка, слишком большая для нее.
— Не хочу показаться неделикатной, Мона, — сказала она, — но мне кажется, ты сильно поправилась. Неужели все дело в стряпне Марио?
— Да, я поправилась, — ответила Мона, не оборачиваясь. — Но Марио здесь абсолютно ни при чем. Я беременна.
Грейс потрясенно смотрела на племянницу сквозь очки в железной оправе. Она растерянно моргнула и переспросила:
— Что?
Марио, который знал Мону еще маленькой девочкой, тоже обернулся.
Мона продолжала накрывать на стол, раскладывая бумажные салфетки рядом с тарелками.
— Я жду ребенка, тетя Грейс. Это ребенок Дэвида Матенге.
Марио уронил нож. Он звонко ударился о пол, нарушив мирную тишину послеобеденного часа.
— Мона! — прошептала Грейс. — О чем ты только думала?
— Я была влюблена, тетя. И я по-прежнему очень люблю Дэвида, и он меня любит.
— Но… он же пропал!
— Да. Он сказал мне, что должен уйти, и я его отпустила.
— Ты знаешь, где он теперь?
Мона молчала. В ее горле появился комок, на глазах выступили слезы. Она не могла заставить себя признаться в том, что Дэвид стал одним из тех.
Грейс некоторое время молча смотрела на племянницу, затем многозначительно взглянула на Марио. Тот, все поняв, выскользнул из кухни. Женщины сели за стол друг напротив друга.
— Бедная моя девочка, — сказала тетя. — Что ты собираешься делать?
— Что делать? Рожу ребенка.
— А что потом? Как ты будешь жить?
— Так же, как жила все эти тридцать четыре года. Как все живут, день за днем. Буду ждать, когда Дэвид вернется ко мне.
— Так, значит, ты все же знаешь, где он?
— Да, знаю.
Грейс посмотрела в глаза своей племяннице и прочитала там ответ, который предпочла бы не знать.
— А что станет с ребенком? Какую жизнь ты ему уготовила?
— Ребенок будет жить в любви, тетя Грейс. Он был зачат в любви и вырастет тоже в любви.
— А если Дэвид никогда не вернется?
— Он вернется… — Голос Моны осекся. — А если нет, я воспитаю своего ребенка сама и научу его гордиться своим отцом и двумя расами, которые в нем смешались.
Грейс смотрела на свои руки. За окном распевали птицы. Именно поэтому ее первый дом, который сгорел на этом месте много лет назад, назывался «Дом поющих птиц». Она вспоминала ту ночь, когда полыхала в огне хижина знахарки, а изнутри детские голоса звали на помощь.
— Мона, — медленно произнесла она. — Ты должна понимать, что, если даже Дэвид и вернется к тебе, это будет уже не тот Дэвид. Он изменится.
— Я в это не верю.
— Если он присоединился к May May, это означает, что он принял клятву и ему нельзя больше доверять.
— Только не Дэвид.
— Ты знаешь, каким могуществом обладает клятва, Мона! Она превращает разумных, мыслящих людей в монстров. Это подобно помешательству рассудка. Кикую свято верят в то, что клятва имеет над ними непреодолимую власть. А Дэвид — кикую, Мона!
— Он не такой.
— В самом деле? А слышала ли ты о заключенных в лагерях? Африканцы, которые когда-то были верными союзниками, а потом предали своих белых друзей, теперь проходят серьезную реабилитационную программу. Правительство направляет в лагеря настоящих колдунов, которые проводят обряды снятия клятвы May May! Мона, да неужели ты не видишь? Дэвид один из них! И он присоединился к ним добровольно, никто силком его не тащил. Даже когда человек с пеной у рта доказывает свою лояльность правительству, ему все равно нельзя доверять, и в особенности тому человеку, который по собственной воле присоединился к May May.
Мона резко поднялась.
— Дэвид никогда не причинит мне вреда. Я в этом уверена.
— Мона, послушай…
— Тетя Грейс, мне нужна ваша помощь в одном деле. Я хочу попросить вас об одной услуге.
Грейс сжала губы.
— Я тебя слушаю.
— Я писала Дэвиду письма. Я хочу, чтобы он их получил.
— Что ж, ты ведь знаешь, где он.
— Я не знаю, где именно он находится, и я не знаю, как передать ему письма. Он сказал мне, чтобы я шла к его матери, если мне понадобится связаться с ним, — она будет знать, что делать.
— Да, — печально ответила Грейс. Впервые с начала войны она по-настоящему осознала всю ее преступность и постыдность. — Существует подпольная сеть. Сообщения оставляют в дуплах деревьев.
— Мама Вачера знает, как передать Дэвиду мои письма.
— А что ты хочешь от меня?
— Она не говорит по-английски, а я знаю лишь несколько слов на языке кикую. Не могла бы ты сходить со мной и объяснить ей суть дела?
Грейс подняла глаза.
— В хижину Вачеры?
Мона кивнула.
— Я не разговаривала с этой женщиной уже много лет. С того самого дня, когда… когда я пыталась спасти Нджери.
— Прошу тебя, — прошептала Мона.
Поле для игры в поло было заброшено с того самого дня, когда Роуз покончила с собой. Мона часто говорила о том, что надо бы снова привести его в порядок или разбить здесь большой сад, но руки у нее так и не дошли до этого. Теперь поле все сплошь заросло сорняками, ограда проржавела. В последнее время Грейс подумывала о том, что неплохо было бы присоединить поле к своей миссии и сделать из него игровую площадку для трех сотен африканских учеников, обучавшихся в ее школе.