Она пришла в Найроби неделю назад, пешком проделав путь от Абердер под чужим именем. Подруги сшили для нее мусульманский буйбуй, черную паранджу, которая полностью скрывала все тело, оставляя лишь узенькую щелочку для глаз. Она забрала с собой из секретного лагеря Кристофера и Ханну, и они вместе проделали весь этот трудный и долгий путь под палящим солнцем. Пищу добывали попрошайничеством, воду пили из ручьев. На подходе к городу ее несколько раз останавливали на блокпостах, но она делала вид, что не говорит ни по-английски, ни на суахили, ни на языке кикую, а понимает лишь диалект сомали, которого не знал ни один из солдат. Выглядела она достаточно безобидно: жалкая беженка из северного приграничного района, обремененная двумя детьми, поэтому солдаты пропускали ее. Но в городе все было иначе: здесь она должна была иметь при себе удостоверение личности. Она договорилась с одним мусульманином, сочувствующим May May, чтобы он сделал ее своей «женой». Он служил на Угандийской железной дороге и поэтому большую часть времени проводил на работе. Мусульманин сходил с Ваньиру в Управление труда на авеню Лорда Тривертона, где у нее взяли отпечатки пальцев, сфотографировали и выдали пропуск на имя Фатмы Хаммад.
И вот сейчас, в этот палящий октябрьский полдень, когда намеченное время операции было уже близко, Ваньиру прикрепляла к животу Сибилл последний динамит.
Все утро она занималась подготовкой, а на рассвете отправилась на рынок около Шаури Мойо, трущобного района, где находилась комнатка сочувствующего мусульманина. На рынке Ваньиру встретилась с несколькими женщинами, как было условлено заранее, и передала им динамитные шашки, замаскированные среди кукурузных початков и спрятанные в калабашах. Торопливым шепотом она передала им инструкции. Встреча была назначена в час дня у отеля «Норфолк».
Сама идея нападения на отель принадлежала Леопарду, однако непосредственной разработкой и подготовкой операции занималась Ваньиру, она же подбирала исполнителей. Мужчины для этого дела не годились, ведь они не могли свободно передвигаться по Найроби. Британские томми и патрули ополченцев останавливали всех подряд, обыскивали, производили выборочные аресты. С женщинами же, по наблюдениям Ваньиру, обходились мягче. Их тоже останавливали, допрашивали, некоторых увозили в грузовиках, но многих все же отпускали подобру-поздорову заниматься своими нескончаемыми женскими делами: делать покупки, стирать, торговать овощами, вынашивать детей — всем тем, что составляет бесконечные заботы африканской женщины.
Ваньиру знала, что корзины, сосуды и даже перевязи, которые удерживали детей на спинах женщин, могут обыскивать. А вот животы беременных редко подвергались тщательному осмотру. Поэтому Ваньиру научила женщин прятать динамит на своем теле, прикрепив его к животу. Сейчас она обматывала простыни вокруг живота Сибилл.
Каждой женщине было назначено свое место. Три дня назад Ваньиру исследовала территорию вокруг отеля, нарисовала план и карандашом пометила на нем позиции для размещения своих диверсанток. Пока они с Сибилл обливались потом в раскаленной, как печка, комнатке, затерянной в трущобах Шаури Мойо, там уже собрались восемнадцать женщин, незаметно проскользнувших сквозь толпу, заполнявшую узкие тротуары. Одна остановилась, чтобы вытащить занозу из пятки, другая — чтобы покормить грудного ребенка… Они незаметно окружили здание, и ни у кого не возникло подозрения, что все эти женщины как-то связаны между собой. Ваньиру должна была подойти последней. Ровно в час дня она выкрикнет: «Матери Кении!» — сигнал, по которому ее сестры подожгут динамитные шашки и запустят в окна «Норфолка».
Леопард полностью одобрил этот план.
Когда Сибилл была готова, она обернула ярко-желтую кангу вокруг своей бритой головы, взвалила на спину тяжелую поклажу с луком — она разложит его на куске ткани перед отелем, притворившись уличной торговкой, сказала Ваньиру: «Это наша земля» — и ушла.
Оставшись одна, Ваньиру занялась последними приготовлениями. Прилаживая к своему животу подушку, призванную сымитировать беременность, она на мгновение остановилась и посмотрела на своих детей, которые безмятежно спали на железной кровати. Ханна росла крепкой девочкой, да и Кристофер в свои полтора года уже был сильным и красивым мальчиком — копией своего отца Дэвида.
Вспомнив о бывшем муже, Ваньиру помрачнела. Она презирала человека, с которым развелась по собственной воле, и проклинала себя за то, что когда-то любила его. Она давно уже решила, что Дэвид Матенге — трус, навлекший позор на Детей Мамби. Она надеялась, что он влачит сейчас жалкое существование, все так же работая на эту белую тварь в ее поместье.
При воспоминании о Моне Тривертон настроение Ваньиру немного улучшилось. В информации, полученной Сибилл, была одна замечательная деталь: и эта докторша, Грейс Тривертон, и ее племянница Мона собирались принять участие в сегодняшнем секретном собрании поселенцев.
Что ты тогда будешь делать, Дэвид, когда останешься без своей драгоценной мемсааб?
Она разбудила детей:
— Пойдемте со мной, дети мои. Нам нужно немножко прогуляться.
Дети были еще сонные, двигались вяло и медленно в этой жаре. Ханна надела свое единственное платье, грязное и порванное, уже слишком тесное для нее. На Кристофере были только шортики. Обуви у обоих не было. И оба были голодны. Перед тем как выходить, их мать подняла с пола корзину с марантами — она сделает вид, что хочет продать их на тротуаре перед самым «Норфолком». Прежде чем покинуть убогое пристанище, фельдмаршал Ваньиру Матенге в последний раз проверила свою решимость идти до конца. «Я делаю это ради своих детей, ради их будущего, ради того, чтобы им никогда не пришлось познать унижения, в котором жили их родители».