Мираж черной пустыни - Страница 12

Несколько секунд они стояли молча, не отнимая рук, глядя друг другу в глаза, но тут раздался голос Валентина:

— Пойдемте, я покажу вам наши новые владения.

Грейс посмотрела вслед сэру Джеймсу, который направился к своей лошади. Леди Роуз с потерянным выражением лица стояла возле фургона. Когда муж позвал ее, она робко спросила:

— Валентин, дорогой, ты не хочешь взглянуть на ребенка?

По красивому лицу ее мужа пробежала тень.

— Пошли скорее! — с энтузиазмом сказал он, — Посмотришь на место, где ты будешь жить.

Миссис Пемброук вернулась следом за леди Роуз к небольшому фургону и села между двумя женщинами. Грейс отодвинула одеяльце, закрывающее личико Моны, и посмотрела на девочку: та была на удивление тиха и спокойна.

Фургон, управляемый одним из африканцев Валентина, привез их на небольшой холм, возвышающийся среди леса. Едва ступив на землю, Грейс снова спросила брата, почему он не построил дом.

— У меня не так много людей, поэтому мне пришлось расставить приоритеты. Пока не начались дожди, гораздо важнее сначала посадить семена и саженцы, а не строить дом. Это было на первом месте. После того как с посадкой будет закончено, я займусь строительством дома.

— Ну, а зачем ты сказал нам, что дом уже готов?

— Затем, что я хотел, чтобы моя жена была рядом со мной. Если бы я сказал, что придется год жить в палатке, она бы не приехала.

Взойдя на вершину холма, Грейс испытала настоящий шок. Лес исчез, и ее взору открылся потрясающий вид. После многодневного «просачивания» сквозь густые заросли деревьев, Грейс увидела небо. Много неба. Ей показалось, что она буквально парит в воздухе. Долина, лежащая внизу, у подножия горы Кения, была очищена от кустарников и деревьев.

Валентин запустил руку в свои густые черные волосы.

— Ну, что скажешь, старушка? Каково? Акры и акры зеленых кофейных деревьев, усыпанных белыми цветами так, словно мимо них прошла свадебная процессия. А ярко-красные ягодки, которые так и просятся в рот?

Грейс была поражена. Ее брат, казалось, сотворил в этой богом забытой глуши настоящее чудо.

Лес резко обрывался на краю недавно возделанной земли; ровные упорядоченные ряды ям — удивительно больших как в глубину, так и в ширину, — уходили к горизонту и сопровождались в этом параде аккуратными рядами банановых деревьев.

— На каждом акре будет по шестьсот кофейных кустов, — с гордостью в голосе объяснил Валентин. — А это пять тысяч акров, Грейс! Через три-четыре года соберем первый урожай. Эти банановые деревья — для тени, кофе нуждается в тени, знаешь ли. Еще я посадил привезенные палисандровые деревья, которые будут расти вдоль вон тех сторон. — Он махнул рукой. — Через несколько лет они зацветут лавандовыми цветами. Представляешь? Вот такой вид будет открываться с порога нашего дома. Вон там, — сказал Валентин, указывая на обширное плоскогорье у реки, — высажена рассада. Вода для орошения этого участка поступает по бородам из реки. Те люди внизу сейчас выкорчевывают слабые саженцы. В этом и заключается секрет хорошего урожая, Грейс. Земледельцы совершают большую ошибку, когда оставляют слабые растения на следующий год, думая, что за это время они окрепнут. Весь фокус в том, что нужно просто выкорчевывать эти дохляки и сажать на их место новые растения. Мир еще не знает об этом, Грейс, но когда-нибудь люди будут восхвалять кофе из Найроби, который будет расти и производиться на плантации Тривертонов!

— Откуда ты столько знаешь про кофе, Валентин?

— Святые отцы из миссии, где я покупал семена, помогли. К тому же в Найроби есть добрые люди, которые не прочь поделиться полезным советом. Да и Карен многому меня научила.

— Карен?

— Баронесса фон Бликсен. У нее своя плантация кофе. Мы здесь используем семена лучшей в мире арабики, Грейс. Я посадил их год назад, когда вернулся из Германской Восточной Африки. — Он посмотрел на жемчужно-серое небо. — Как только начнутся дожди, мы займемся пересадкой саженцев.

Грейс с восхищением наблюдала за работающими в поле африканками. Они были одеты в мягкие коричневые шкуры, за плечами многих висели младенцы. Согнувшись, но не сгибая колени, женщины руками утрамбовывали землю в ямах.

— А почему работают в основном только женщины и дети, Валентин? Почему так мало мужчин?

— Те, кто там сейчас находятся, не прочь поработать. Остальные, бьюсь об заклад, сидят сейчас под деревом возле реки и пьют пиво. Чертовски трудно заставить их работать. Приходится постоянно следить за ними. Стоит только отвернуться, как они тут же бегут в кусты.

— Понимаешь, по традиции кикую, всей сельскохозяйственной деятельностью занимаются исключительно женщины. Возделывать землю и собирать урожай — ниже мужского достоинства. Мужчины — это воины, их дело воевать.

— Они все еще воюют?

— Мы положили этому конец. Раньше племена кикую и масаи только и знали, что воевали друг с другом: грабили деревни, воровали скот и женщин. Мы отобрали у них копья и щиты, и теперь они вообще ничего ни делают.

— Ну вы же не можете заставлять их работать.

— На самом деле, можем.

Будучи в Англии, Грейс слышала о трудовом законе для туземцев: тогда архиепископ Кентерберийский долго и громко возмущался в Палате лордов о несправедливости этого закона, называя его современным видом рабства. Мужчин племени кикую — некогда воинов, а сейчас бездельников и тунеядцев — заставляли работать на плантациях белых поселенцев, упирая на то, что теперь им будет чем заняться и что племя получит в обмен на их услуги пищу, одежду и медицинскую помощь.